Участие Его Святейшества в церковно-государственных отношениях
Патриарх Алексий II и митр. Кирилл с Президентом ПАСЕ Рене ван дер Линденом.
Страсбург. 2 окт. 2007 г.
В трагические дни августовского кризиса 1991 г. Церковь оказалась перед новым вызовом: обретая общественный авторитет, она впервые за мн. десятилетия должна была сформулировать свое отношение к текущим политическим событиям и сделать это в условиях, когда на нее оказывалось сильнейшее давление. К. вспоминал, что решено было при выработке позиции Церкви исходить из правосл. учения о Церкви и гос-ве, а не из прагматических соображений: «Церковь по природе своей не может быть ни в оппозиции, ни во власти… основное для Церкви — дело человеческого спасения. Ничем другим она не занимается. Поэтому все проблемы, что ей приходится решать, должны рассматриваться с этой точки зрения» (Интервью в газ. «Московские новости». 24.11.2006).
По предложению К. патриарх Алексий II, совершавший 19 авг., в праздник Преображения Господня, торжественное богослужение в Успенском соборе Московского Кремля, отказался поминать гос. власть. А в ночь с 20 на 21 авг. голос Церкви прозвучал на всю страну — патриарх Алексий выступил с публичным обращением, проект которого готовился в ОВЦС под рук. К.: «Братья и сестры! Взорван хрупкий гражданский мир в нашем обществе. По поступающим сообщениям, начинается открытое вооруженное столкновение и кровопролитие. В этих условиях мой долг патриарха предупредить всех, кому слово Церкви дорого и небезразлично: всякий, кто поднимает оружие на своего ближнего, против безоружных людей,- принимает на душу тягчайший грех, отлучающий его от Церкви, от Бога. О таковых подобало бы проливать больше слез и молитв, чем об их жертвах. Да избавит нас Господь от страшного греха братоубийства! Потому и предупреждаю я всех соотечественников: Церковь не благословляет, не может благословить беззаконные, насильственные, кровопролитные действия. Я прошу всех вас, дорогие, сделать все, чтобы не вспыхнул пламень междоусобной войны. Остановитесь! Я прошу солдат и их командиров вспомнить, что цену за человеческую жизнь не может назначить и уплатить никто». Патриарх выступил в поддержку Конституции и потребовал возможности «услышать голос» М. С. Горбачёва.
Августовский кризис привел к окончательному распаду СССР. Спустя 20 лет К. говорил: «В этом году мы вспоминаем 20-летие крушения Советского Союза. Я в связи с этим предпочитаю говорить о крушении исторической России. Так вот, многие задаются вопросом: почему это произошло. Существует много ответов экономических, политических, общественно-психологических. Но среди причин, несомненно, упадок национального самосознания, национальной гордости, восприятия истории Отечества во всей ее совокупности, понимания огромного значения исторической общности людей… Мы все должны заботиться и о росте национального самосознания, о росте национального достоинства, для того чтобы больше никогда в истории не повторилось то, что произошло в начале 1990-х годов. И чтобы никакие ссылки на неудовлетворительное правление, на неправильную идеологию не подталкивали людей к тому, чтобы разрушить государственность. Потому что целились в режим, а попали в историческую Россию» (Речь на 24-м совместном заседании Наблюдательного, Попечительского и Общественного советов по изданию «Православной энциклопедии» 11 нояб. 2011).
Возвысить свой голос против кровопролития Церкви пришлось и в дни октябрьского кризиса 1993 г., когда противостояние между президентом России Ельциным и его политическими оппонентами — вице-президентом А. В. Руцким и Председателем Верховного Совета Р. И. Хасбулатовым — привело страну на грань гражданской войны. 21 сент. Ельцин издал указ № 1400 о роспуске Верховного Совета. Оппоненты расценили это решение как гос. переворот, а Конституционный суд РФ признал его незаконным. Оппозиционеры заняли здание Верховного Совета (Белый дом), к которому стали стягиваться добровольцы со всех концов страны. Образовался стихийный митинг, продолжавшийся неск. дней. Патриарх Алексий в это время находился в США. 23 сент. в аэропорту Сан-Франциско он сделал заявление, в котором призвал все ветви власти воздержаться от любого рода насильственных действий. Однако, поскольку кризис продолжался, по предложению К. патриарх прервал свою поездку по США и вылетел в Москву. Во время полета между патриархом и митрополитом шли интенсивные консультации, был выработан план действий. 28 сент. в Москве патриарх выступил с беспрецедентным заявлением: он предложил враждующим сторонам свое посредничество в деле урегулирования конфликта. 29 сент. патриарх принял мэра Москвы Ю. М. Лужкова, стоявшего на стороне президента, а затем встретился с группой депутатов Верховного Совета. На следующий день патриарх вместе с митрополитами Ювеналием и К. посетил Президента Ельцина в Кремле. В тот же день иерархи приняли личного представителя Руцкого, к-рый передал послание вице-президента России, выражающее согласие с миротворческой инициативой патриарха и готовность не допустить кровопролитие. В письме говорилось, что Руцкой согласен сложить оружие. Противоборствующие стороны решили провести переговоры при посредничестве Церкви. В заявлении Свящ. Синода РПЦ от 1 окт. 1993 г. говорилось: «Из нынешнего опасного тупика есть только один достойный выход: диалог, сопряженный с соблюдением законного порядка и отказом от насилия. Человеческая кровь не может пролиться ни при каких условиях. Иначе всякая надежда на мир будет потеряна, ибо пролитая кровь моментально воздвигает непреодолимую стену между вовлеченными в конфликт людьми. Мы должны понять, что никакие разногласия не дают нам права относиться друг к другу как к врагам. Мы убеждены: никто из противостоящих ныне людей не враг друг другу. Пусть каждый из них вспомнит, что по другую сторону баррикад — его брат и сестра, к которым нужно проявить милосердие». Церковь осознавала и главную политическую опасность смуты, в которую погрузилась Россия,- «распад единства России». Предваряя прямые переговоры противоборствующих сторон, высшая иерархия РПЦ предупредила: «Властью, данной нам от Бога, мы заявляем, что тот, кто поднимет руку на беззащитного и прольет невинную кровь, будет отлучен от Церкви и предан анафеме» (ЖМП. Офиц. хроника. 1993. № 11/12. С. 14–15).
Переговоры в Свято-Даниловом монастыре, начавшиеся 1 окт., шли трудно: были предложены различные варианты решения, которые, однако, были отвергнуты противоборствующими сторонами, переговоры прервались, и вооруженный конфликт возобновился. 3 окт. Ельцин подписал указ о введении чрезвычайного положения, начался обстрел Белого дома из танков, в здании вспыхнул пожар. 4 окт. Белый дом был взят штурмом, все находившиеся там сторонники Верховного Совета были выведены из здания бойцами спецподразделения «Альфа». В ходе операции погибли как военные, так и мирные жители, собравшиеся вокруг здания Верховного Совета. 8 окт., в день памяти прп. Сергия Радонежского, было принято обращение патриарха и Свящ. Синода к пастве РПЦ: «С горечью и скорбью ныне говорим: велики грехи народа нашего! Он не услышал призыв Церкви. Брат поднял руку на брата, пролив кровь ближнего своего. Нет нам сегодня оправдания. Мы наказаны по грехам нашим, ибо отвергли пути мира и направили стопы свои на путь вражды… Что будет дальше с Россией — зависит от нас… Все мы сегодня под духовными руинами. И надо помочь друг другу выбраться из-под этих руин, расчистить их и в мире и согласии снова воздвигать дом наш… Как можно скорее необходимо вернуться к мирной жизни, к обеспечению человеческих прав и гражданских свобод, к установлению законного порядка в стране. Надо оставить все распри и созидать жизнь нашего отечества». Хотя посредничество Церкви не принесло желаемого результата, все участники событий согласны в том, что без этого посредничества события могли развернуться по значительно худшему сценарию. Патриарх Алексий впосл. сказал: «Политический кризис 1993 г. мог обернуться большой кровью и распадом государства на удельные княжества» (РПЦ: Офиц. сайт ОВЦС).
Патриарх Алексий II, митр. Смоленский и Калининградский Кирилл и митр. Крутицкий
и Коломенский Ювеналий на переговорах в Свято-Даниловом мон-ре. Москва. 1 окт. 1993 г.
В янв. 1998 г., выступая перед делегацией фонда «Де Бюрхт», К. изложил свое видение церковно-государственных отношений, сложившихся после принятия в 1997 г. Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях». Обозначив тему своего выступления — «Церковь большинства в условиях религиозной свободы» (ЦиВр. 1999. № 1. С. 85–100), К. возобновил дискуссию, которая шла при обсуждении проекта закона и продолжилась после его принятия: она изобиловала обвинениями против РПЦ в желании узурпировать религ. сферу в жизни российского общества и приобрести гос. статус. К. предложил в дискуссии исходить из фактов и действительной позиции Русской Церкви в ее отношениях с Российским гос-вом. Непреложным фактом является то, что «большинство населения страны крещены в православной вере, то есть принадлежат к православной Церкви», этим «определяется значительное нравственное воздействие Церкви на жизнь государства и общества». Таким же непреложным фактом является то, что «именно Православие стояло у истоков русской государственности, его животворящими токами пронизаны величайшие творения отечественной культуры, в его лоне формировался национальный идеал и даже язык», поэтому существует и «очень глубоко и живо ощущается» гражданами России связь Православия с «Россией как государством и русскими как нацией». Понимая и высоко ценя эту связь, руководство РПЦ ясно осознает, что «Церковь способна сохранить свою идентичность и верность исконному предназначению лишь при условии, что она будет существовать вне политических страстей и интересов, не соблазняясь отождествлением себя с каким-либо режимом или движением». Главную задачу Церкви в ее отношениях с гос-вом К. видит «в том, чтобы и в будущем сохранять свободу, необходимую ей для нестесненного исполнения своего пророческого служения в мире». К теме построения модели церковно-гос. отношений обратился К. и в докладе на 7-м международном симпозиуме по рус. духовности в мон-ре Бозе (Италия) 16 сент. 1999 г.: «Отделение Церкви от государства при любом государственном строе — несомненное благо для Церкви, и мы будем неизменно настаивать на этом основном принципе… Церковь и государство имеют свои отдельные сферы действия, свои особые средства и в принципе не зависимы друг от друга». Совершенно иной вопрос — нередко раздающиеся требования «отделения веры от жизни, а Церкви от общества». Жизнь общества, большинство которого составляют чада Русской Церкви, жизнь конкретного прихожанина и его семьи — это сфера несомненной ответственности и Церкви и гос-ва: «В политическом плане это означает необходимость диалога и взаимодействия Церкви и власти в интересах народа» (Русская Православная Церковь на пороге 3-го тысячелетия. 2001. С. 91–93).
Этот диалог шел непросто. В марте 2001 г. К. в интервью сравнил власть с «многослойным пирогом», в к-ром на разных уровнях есть и те, кто за такой диалог, и равнодушные, и открытые противники, в т. ч. и такие, «кто использует свою личную власть для компрометации Церкви» (Интервью для ЖМП. 2001. С. 26). Неприятие Церкви со стороны ряда людей, облеченных властными полномочиями, вызывалось ясной позицией Церкви по вопросу о природе власти: «С христианской точки зрения,- писал К. в нач. 2002 г.,- власть оправдана только в том случае, если способность одного управлять другими обращается ко благу всех. Если же власть употребляется для личного обогащения или сверхдолжной концентрации влияния, то она становится бессмысленной и даже греховной» (От социальной элиты к аристократии духа // ЦиВр. 2002. № 1(18). С. 10). Характеризуя церковно-гос. отношения в мае 2004 г. на парламентских слушаниях, посвященных совершенствованию законодательства о свободе совести и религ. организациях, К. высказал удовлетворение состоянием российского законодательства в религ. сфере. «Основанием так считать является то, что в России нет межрелигиозных конфликтов, все основные религиозные объединения свободно осуществляют свою деятельность, в стране достигнут высокий уровень межрелигиозного диалога и сотрудничества». Одновременно К. обратил внимание парламентариев на ряд еще не решенных проблем: «Это, прежде всего, некоторые положения нового налогового и земельного законодательства, которые, к сожалению, ведут к ограничению сферы социального служения и благотворительной деятельности религиозных организаций. Во многом остается неразрешенным вопрос о порядке передачи памятников культуры и архитектуры религиозным организациям в целях их дальнейшего использования в церковной деятельности». Самым актуальным, по мнению К., оставался вопрос о праве граждан России на общедоступное религ. образование.
2 авг. 1999 г. между РПЦ и Министерством образования России был подписан договор о совместной деятельности, создан координационный совет при Министерстве образования, было разрешено религ. обучение детей в гос. школах, началась подготовка к введению в светских образовательных учреждениях предмета «Основы православной культуры». Однако диалог с гос. властью и обществом о новом учебном курсе, предложенном Русской Церковью, длился более 10 лет, и К., опираясь в т. ч. и на свой опыт епархиального архиерея (на территории Смоленской епархии этот курс преподавался с 1995, в нач. 2009 — в 544 общеобразовательных школах), принял в нем самое активное участие. К. напрямую связал преподавание «Основ православной культуры» с необходимостью гармонизации национального самосознания, усвоения подрастающим поколением тех норм, на к-рых на протяжении веков строился семейный уклад наших предков, тем самым продолжив на новой дискуссионной площадке важную для него тему сохранения традиц. религиозно-нравственных и культурных ценностей: «Наша борьба за человеческую нравственность — это борьба за жизнь, за спасение человеческой личности и всего рода людского… Как люди верующие мы знаем, что спасение переходит в вечность. Но и далекий от Церкви человек, если он только не утратил способности додумывать мысли до конца, должен понимать и признавать, что борьба Церкви за общественную и личную нравственность — это борьба и за его собственное спасение, за достойное качество его жизни. В связи с этим решение вопроса о преподавании „Основ православной культуры“ — не рядовой эпизод церковной истории, но дело огромной важности, от успеха которого во многом зависит, какое будущее ожидает наше Отечество» (Единая Церковь — единое свидетельство. 2005. С. 14–15). Именно нравственный аспект нового учебного курса, по мнению К., делал невозможным подмену его уроками конфессионально нейтрального обзорного религиеведческого курса, как предлагала часть педагогического экспертного сообщества: «Речь должна идти не о тепло-хладном религиеведении, сводящем сведения о разных религиях в один учебник и развивающем у детей скептически-релятивистское отношение к религии». Напротив, «для того, чтобы мировоззренческий и нравственный потенциал традиционных религий России мог реально повлиять на нравственное состояние молодежи и всего общества, важно использовать этот потенциал прежде всего в системе образования» (ЦиВр. 2005. № 1. С. 11). К. настаивал, что преподавание нового предмета должно вестись на альтернативной основе: «Если в классе есть мусульмане, для них могут вестись „Основы исламской культуры“». Такая же возможность должна быть у атеистически настроенных родителей, напр. в виде изучения основ светской этики.
Сталкиваясь с многолетним противодействием введению нового предмета, К. не уставал разъяснять, что преподавание этого предмета не означает ни клерикализации светской школы, ни желания Церкви увеличить за счет школьников свою паству. «Опасаются, что преподавание „религиозной“ дисциплины в школах повлечет за собой увеличение доли верующих в структуре нашего общества, которые в соответствии с их убеждениями и представлениями смогут более активно влиять на развитие страны. Прежде всего замечу, что и обществу и государству это будет только на пользу. Но для того чтобы стать религиозным человеком, недостаточно простого знания нормы веры. Необходимо иметь реальный религиозный опыт, быть в общении с Богом в Его Церкви, а научение всему этому как раз не является целью школьного образования, в том числе и в рамках „Основ православной культуры“. Однако совершенно очевидно, что преподавание этой культурно-исторической и духовно-нравственной дисциплины будет содействовать известной гуманизации общества. Это подтверждается и опытом в тех странах, где такое преподавание существует» (Единая Церковь — единое свидетельство. 2005. С. 17). И вновь потребовались десятки статей, телевизионных интервью и выступлений, чтобы донести до взбудораженного общества мысль о нравственной составляющей предмета «Основы православной культуры» и о той очевидной общественной пользе, к-рую может принести преподавание этого предмета. «Знаю по своему опыту: даже те родители, к-рые не очень желают, чтобы их дети росли „набожными“, стремятся дать им духовно-нравственное образование в воскресной школе, православной гимназии или лицее, отстаивают преподавание „Основ православной культуры“ в светских средних учебных заведениях. Почему это происходит? Да потому, что многие взрослые понимают: современный мир слишком коварен и жесток, и ребенок, чтобы не стать наркоманом, алкоголиком, преступником, то есть пропащим человеком, должен взрастить в своей душе ростки добра, нравственной красоты, духовного здоровья. Если же молодой человек не обладает крепким нравственным чувством, то бурное житейское море разрушит здание его жизни» (Российская газ. 2009. 23 янв.).
Преподавание «Основ православной культуры» поставило новые задачи перед системой духовного образования РПЦ. Выступая в нач. 2006 г. на XIV международных Рождественских чтениях, К. говорил о необходимости не просто повысить уровень преподавания в семинариях и академиях, но превратить духовную школу в источник общенационального знания, способного вести диалог по актуальным проблемам современной жизни: «Богословие должно быть актуальным, как актуальной должна быть и церковная проповедь» (Проблемы духовного образования. 2006. С. 22–23, 26). От Церкви же требуется активная воспитательная работа, к-рая должна проводиться вне зависимости от того, помогает ли в ней гос-во или нет, противодействуют ли ей атеисты или нет. Миссия Церкви в отношении молодежи и детей остается неизменной в любую эпоху: «Сегодня мы не имеем права на бездействие. В центре миссионерской работы радеющей о своем единстве Церкви должна быть забота о подрастающем поколении, воплощенная, в частности, в конкретных и продуманных образовательных программах. Только в случае успешной их реализации грядущие нам вослед поколения, сумевшие сберечь христианскую веру и способные привить ее своим детям, сумеют противостоять разрушительным тенденциям, наблюдаемым ныне» (Единая Церковь — единое свидетельство. 2005. С. 17–18). Процесс поиска консенсуса по вопросу преподавания «Основ православной культуры» продолжался до 2012 г., когда этот курс был введен во всех субъектах РФ.
